Неточные совпадения
Он убаюкивался этою
тихой жизнью, по временам записывая кое-что в роман: черту, сцену, лицо, записал бабушку, Марфеньку, Леонтья с женой, Савелья и Марину, потом смотрел на Волгу, на ее течение, слушал тишину и глядел на сон этих рассыпанных по прибрежью сел и деревень, ловил в этом
океане молчания какие-то одному ему слышимые звуки и шел играть и петь их, и упивался, прислушиваясь к созданным им мотивам, бросал их на бумагу и прятал в портфель, чтоб, «со временем», обработать — ведь времени много впереди, а дел у него нет.
Чем
океан угостит пловцов?..» Он был покоен: по нем едва шевелились легкими рядами волны, как будто ряды
тихих мыслей, пробегающих по лицу; страсти и порывы молчали.
Дойдя до реки Кулумбе, я сел на камень и стал вслушиваться в
тихие, как шепот, звуки, которыми всегда наполняется тайга в часы сумерек. Безбрежный
океан, сонная земля и глубокое темное небо с миллионами неведомых светил одинаково казались величественными.
Море на вид холодное, мутное, ревет, и высокие седые волны бьются о песок, как бы желая сказать в отчаянии: «Боже, зачем ты нас создал?» Это уже Великий, или
Тихий,
океан.
Приятно слышать последние вздохи жизни, но после каждого удара колокола становится
тише, тишина разливается, как река по лугам, все топит, скрывает. Душа плавает в бескрайней, бездонной пустоте и гаснет, подобно огню спички во тьме, растворяясь бесследно среди
океана этой пустоты, где живут, сверкая, только недосягаемые звезды, а все на земле исчезло, ненужно и мертво.
Вот и облако расступилось, вот и Америка, а сестры нет, и той Америки нет, о которой думалось так много над
тихою Лозовою речкой и на море, пока корабль плыл, колыхаясь на волнах, и
океан пел свою смутную песню, и облака неслись по ветру в высоком небе то из Америки в Европу, то из Европы в Америку…
Они решили уехать за
океан, как только накопят достаточно денег на дорогу, и, может быть, им удалось бы найти в мире немножко счастья и
тихий угол для себя, но вокруг них нашлись люди, которые думали так...
Разум, помраченный невежеством, есть
тихое, заросшее травою блато, которого сонные воды не знают никакого бурного волнения; но первые лучи Философии, пробуждая мысленную силу, рождают сомнение за сомнением, которые волнуют душу в
Океане неизвестности: время заблуждений и дерзких систем!
В конце этого разговора было обоими решено: когда настанут после весеннего равноденствия
тихие дни на
океане, Барнум с дочерью поедут в старую Европу: милый па — купать свою подагру в целебных источниках, она — осматривать дворцы, развалины и пейзажи по Бедекеру.
А с восточной стороны, с моря-океана, с острова Буяна, со того ли со камня со Алатыря,
тихими стопами, земли не касаясь, идет-выступает Петр-Золотые-Ключи…
Покамест сошел первый столбняк, покамест присутствующие обрели дар слова и бросились в суматоху, предположения, сомнения и крики, покамест Устинья Федоровна тащила из-под кровати сундук, обшаривала впопыхах под подушкой, под тюфяком и даже в сапогах Семена Ивановича, покамест принимали в допрос Ремнева с Зимовейкиным, жилец
Океанов, бывший доселе самый недальний, смиреннейший и
тихий жилец, вдруг обрел все присутствие духа, попал на свой дар и талант, схватил шапку и под шумок ускользнул из квартиры.
Кругом царила тишина, нарушаемая лишь
тихим гулом
океана из-за полоски барьерного рифа да порой гортанными звуками канацкой песни, раздававшимися с невидимых шлюпок, сновавших по рейду в виде огоньков, около которых сыпались с весел алмазные брызги насыщенной фосфором [Свечение моря похоже на свечение фосфора и потому иногда даже называлось фосфоресценцией моря, но с фосфором совершенно не связано.
Широко раскинулся
океан, и будто нет ему конца.
Тихий, не перестающий его гул кажется тишиной. Воздух чист и прозрачен. Чисто кругом. На горизонте ни паруска! Только высоко реет красивый фрегат или белоснежный альбатрос и вдруг камнем ринется вниз, чтобы полакомиться рыбкой… Благодатный, ровно дующий пассат умеряет зной тропического дня, и томительной жары не чувствуется.
Спустили на воду катер, и через десять минут дружной гребли по
тихому, будто замершему
океану, переливающемуся зыбью, несколько офицеров в сопровождении мистера Кенеди поднимались на палубу «Петрели», имея для дамы в виде гостинца несколько ананасов, бананов и апельсинов, сохранившихся с островов Зеленого мыса.
Великий, или
Тихий,
океан этот раз словно бы хотел оправдать свое название, которое совершенно несправедливо дали ему моряки-португальцы, впервые побывавшие в нем и не встретившие ни разу бурь. Обрадованные, они легкомысленно окрестили его кличкой «
Тихого», остающейся за ним и поныне, но уже никого не вводящей в заблуждение, так как этот
океан давным-давно доказал неверность слишком торопливой характеристики, сделанной первыми мореплавателями, которые случайно застали старика в добром расположении духа.
Они были над кручей, над которой громоздились камни и среди них деревья, казавшиеся крошечными, а прямо перед ними расстилалась беспредельная даль
океана, красивого, голубого. Кругом царила тишина, и только
тихий гул прибоя нарушал эту торжественную тишину.
Более часа водный
океан из воздуха переливался страшным потоком на землю; но едва стало
тише, Зенон встал, поднял под локти бесчувственную Нефору, прислонил ее к камню и сам бросился на гребень горы.